«Посмертные записки Пиквикского клуба. Посмертные записки пиквикского клуба Посмертные записки пиквикского клуба epub

Набрать массу 13.09.2022

Набрать массу

В предисловии к первому изданию «Посмертных Записок Пиквикского Клуба» было указано, что их цель – показать занимательных героев и занимательные приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и даже не считал это осуществимым, так как «Записки» должны были выходить отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Мне известны различные версии возникновения этих Пиквикских Записок, и для меня, во всяком случае, они отличались прелестью, полной неожиданности. Появление время от времени подобных домыслов дало мне возможность заключить, что мои читатели интересуются этим вопросом, а потому я хочу рассказать о том, как родились эти Записки.

Был я молод – мне было двадцать два – двадцать три года, – когда мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я помещал тогда в газете «Морнинг Кроникл» или писал для «Олд Монсли Мегезин» (позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение, которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг – в то время я, да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых странствующими торговцами по всей стране, – помню, над иными из них я проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном, представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, – его я никогда не видел ни до, ни после этого, – из чьих рук купил два-три года назад первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое мое вдохновенное произведение из «Очерков» под заглавием «Мистер Миннс и его кузен»; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит. По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя – сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, – до выхода из печати второго выпуска, – привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

С большой неохотой я вынужден коснуться туманных и бессвязных утверждений, сделанных якобы в интересах мистера Сеймура, будто он принимал какое-то участие в замысле этой книги или каких-то ее частей, о чем не указано с надлежащей определенностью в предшествующих строках. Из уважения к памяти брата-художника и из уважения к самому себе я ограничусь здесь перечислением следующих фактов:

Мистер Сеймур не создавал и не предлагал ни одного эпизода, ни одной фразы и ни единого слова, которые можно найти в этой книге. Мистер Сеймур скончался, когда были опубликованы только двадцать четыре страницы этой книги, а последующие сорок восемь еще не были написаны. Никогда я не видел почерка мистера Сеймура. И только один раз в жизни я видел самого мистера Сеймура, а было это за день до его смерти, и тогда он не делал никаких предложений. Видел я его в присутствии двух человек, ныне здравствующих, которым прекрасно известны все эти факты, и их письменное свидетельство находится у меня. И, наконец, мистер Эдуард Чепмен (оставшийся в живых компаньон фирмы Чепмен и Холл) изложил в письменной форме, из предосторожности, то, что ему лично известно о происхождении и создании этой книги, о чудовищности упомянутых необоснованных утверждений и о явной невозможности (детально проверенной) какого бы то ни было их правдоподобия. Следуя принятому мною решению быть снисходительным, я не буду цитировать сообщение мистера Эдуарда Чепмена о том, как отнесся его компаньон, ныне покойный, к упомянутым претензиям.

«Боз», мой псевдоним в «Морнинг Кроникл» и в «Олд Монсли Мегезин», появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще долго остававшийся за мной, – прозвище моего любимого младшего брата, которого я окрестил «Мозес» в честь векфилдского священника; это имя в шутку произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно – в Боз. Это было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

О мистере Пиквике говорили, что, по мере того как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и, только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане» между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания – но не духа его – в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, – пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее: в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом обществе, – где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира – в Экстер-Холле , или в Эбенезер Чепл , или в обоих этих местах. Пожалуй, лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько, чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.

Сэмюэл Пиквик - главный протагонист романа, основатель Пиквикского клуба.
Натэниел Уинкль - молодой друг Пиквика и его путешествующий компаньон.
Август Снодграсс - другой молодой друг и компаньон Пиквика; он считает себя поэтом, хотя в книге ни разу не прозвучали его стихотворения.
Трейси Тапмен - третий путешествующий компаньон, толстый и пожилой человек, романтик.
Сэм (Сэмюел) Уэллер - слуга мистера Пиквика. Он обладает теми качествами, которых так не достаёт его хозяину.
Альфред Джингль - странствующий актёр и шарлатан, известный своим телеграфным стилем речи.
Тони Уэллер - отец Сэма Уэллера.
Джоб Троттер - слуга Альфреда Джингля, отличавшийся тем, что мог «пустить слезу» тогда, когда хотел убедить кого-то в своей искренности.
Мистер Уордл - владелец фермы в местечке Дингли-Делл, друг Пиквика.
Джо - слуга мистера Уордла, «жирный парень», который потреблял большое количество пищи и постоянно засыпал в любой ситуации в любое время дня; проблема сна Джо - происхождение медицинского термина «Синдром Пиквика».
Рэйчел Уордл - сестра мистера Уордла, которая пыталась тайно сбежать с мистером Джингем.
Эмили Уордл - одна из дочерей мистера Уордла, впоследствии вышедшая замуж за Снодграсса.
Арабелла Эллен - подруга Эмили, впоследствии вышедшая замуж за Уинкля.
Мэри - «хорошенькая служанка» Арабеллы Эллен, которая впоследствии вышла замуж за Сэма Уэллера.
Бен (Бенджемин) Эллен - брат Арабеллы, студент-медик.
Боб Сойер - друг и сокурсник Бена Эллена.
Мистер Перкер - поверенный мистера Пиквика.
Миссис Бардл - вдова, хозяйка дома, где жил Пиквик, затеявшая против него процесс о нарушении брачного обещания.

«Посмертные записки Пиквикского клуба» — роман Чарльза Диккенса. Опубликован в 1837 г. Роман вырос из развлекательных очерков, новелл и зарисовок, которые должны были сопровождать серию жанровых рисунков популярного художника Р. Сеймура, которого затем сменил «Физ» (Х.Н. Браун), будущий постоянный иллюстратор диккенсовских книг. Связующей нитью явилось описание путешествий в окрестностях Лондона, предпринимаемых членами Корреспондентского общества во главе с Сэмюэлом Пиквиком: они взяли на себя обязанность информировать свой клуб об «изысканиях, наблюдениях за людьми и нравами», воссоздавая «картины местной жизни или пробужденные ими мысли». Все четверо «пиквикистов», являющихся основными действующими лицами, считают доброжелательность и доверие к ближнему фундаментальными началами человеческих отношений. Благородство помыслов и непритупившееся ощущение радости жизни создает фарсовые ситуации, когда герои сталкиваются с реальным порядком вещей. Однако они сохраняют непоколебимую веру в великодушие и добропорядочность, присущие людям по самой их природе.

Сохраненная «пиквикистами» неосведомленность относительно неприглядных сторон жизни и укорененных человеческих пороков придают неотразимое обаяние героям, даже когда они попадают в нелепые положения, становясь жертвой собственного альтруизма и доверчивости. Сочиняемый Пиквиком трактат о повадках рыбешки, которая населяет Хэмпстедские пруды, как и археологические изыскания, стимулируемые таинственными надписями на камне, — как выяснилось, проделкой деревенского шутника — усиливают стихию комизма, остающуюся почти незамутненной в первом романе Диккенса.

Герои романа «Посмертные записки Пиквикского клуба» Диккенса создают вокруг себя особую жизненную среду. В ней доминирует безусловная приверженность высоким этическим критериям и стремление к обыденному счастью, которое невозможно без атмосферы «веселья, довольства и мира». Эта атмосфера издревле установилась в поместье Менор Фарм, где «пиквикисты» под конец обретают безоблачную гармонию осуществившегося идеала, к которой их ведет любовь. Сцена святок в семействе Уордлов с наибольшей полнотой характеризует диккенсовский идеал, который предполагает «счастливое содружество и взаимное доброжелательство, чистое и неомраченное наслаждение», доставляемое самыми простыми вещами от катанья на коньках до праздничного стола и традиционного обмена поцелуями под свисающей с потолка веткой омелы.

Во многом оставаясь персонажами-масками, привычными в традиционных рождественских историях с обилием эксцентрики и обязательным безоблачным финалом, Пиквик и его спутники наделены одной-двумя резко заостренными чертами, что придает каждому из них сходство с комическими типажами, знакомыми по английскому искусству карикатуры (хвастливый, но неумелый охотник-спортсмен, любвеобильный воздыхатель, едва не сделавшийся жертвой собственной чувствительности, и т.п.). Первоначально мыслившийся как серия подписей к рисункам, родственным карикатуре, роман «Посмертные записки Пиквикского клуба» сохранил присущее такой прозе пристрастие к шаржу взамен развернутого и психологически достоверного портрета. Чудачества и странности, присущие «пиквикистам», обрисовывают их человеческий облик с выразительностью, не нуждающейся в бытовых подробностях. Правдоподобие важно Диккенсу намного меньше, чем богатство окрашенной юмором фантазии, которая, по характеристике Г.К. Честертона, создает миф, проникнутый «духом вечной юности». Пиквик должен, по замыслу автора, восприниматься как чужеродное тело в царстве прозаической будничности, пусть в финале романа он становится достойным негоциантом, образцом практичности и деловитости.

Честертон пишет о присущем этому герою «веселом фатализме бессмертных существ». Тот, кого можно было бы назвать «старым дураком из фарса», воспринимается как современный Дон Кихот, лишь еще более притягательный из-за того, что чертами бессмертного идальго на сей раз наделен «толстый буржуа, над которым легко посмеяться».

Роль Санчо Пансы отведена камердинеру Пиквика Сэму Уэллеру, наделенному «замечательной склонностью мириться с обстоятельствами», которые либо не принимает во внимание, либо сознательно игнорирует его хозяин. Житейский опыт и трезвый ум Сэма вносят необходимый корректив в «пиквиксистскую теорию» открытости и доброжелательства к ближнему, порою приводящей к прискорбным последствиям на практике (так, Пиквик оказывается в долговой тюрьме, став жертвой крючкотворов и аферистов, а затем едва не становится добычей бесшабашного авантюриста Джингля, который устроил розыгрыш, компрометирующий этого паладина чести). Сообразительность Сэма вкупе с пониманием, что о человеческой натуре иной раз приходится высказываться не в самом лестном смысле, оказывается спасительным выходом в щекотливых положениях такого рода и практически намного более действенна, чем пламенный идеализм «пиквикистов». Несходство натур, однако, не мешает ему с бескорыстным обожанием относиться к своему господину, которого он «никому не позволит дурачить».

Надмирность Пиквика и умудренность Уэллера создают контраст, становящийся источником многих юмористических ситуаций, вместе с тем подчеркивая сродство персонажей, выступающее за их двуличие, интриганство и бездушный практицизм, однако, в противоположность Пиквику, защищается от них лукавой изобретательностью, а не патетическими жестами, и убийственно остроумными комментариями, представляющими собой образец народной мудрости, которая облечена в невинную, на первый взгляд, игру словами («Сперва дело, потом удовольствие, как говорил король Ричард Третий, когда заколол другого короля в Тауэре»).

Хорошо себе представляющий, что такое мир и каково «поиграть в чехарду с его напастями», Уэллер ни на минуту не утрачивает жизнелюбия, которым проникнут весь роман. Его герои превыше всего дорожат собственным пониманием правды, которое остается необманчивым, вопреки всему их простодушию и комической нелепости, часто отличающей их поведение. В этом отношении персонажи приобретают статус героев, выразивших самые сокровенные мысли Диккенса о сущности и призвании человека, а конечный эффект произведения наиболее точно перелают слова Честертона, сказавшего, что «Диккенс вошел в Пиквикский клуб, чтобы посмеяться, и остаться там молиться», плененный собственной необыкновенной сказкой, «где побеждает не младший из братьев, а старший из дядюшек».

Инсценировки романа пользовались популярностью на русской сцене: спектакли МХАТа (1934 г., режиссер В.Я. Станицын), БДТ (1975 г., постановка Г.А. Товстоногова).

Чарльз Диккенс

Посмертные записки Пиквикского Клуба

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предисловии к первому изданию «Посмертных Записок Пиквикского Клуба» было указано, что их цель - показать занимательных героев и занимательные приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и даже не считал это осуществимым, так как «Записки» должны были выходить отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Был я молод - мне было двадцать два - двадцать три года, - когда мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я помещал тогда в газете «Морнинг Кроникл» или писал для «Олд Монсли Мегезин» (позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение, которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг - в то время я, да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых странствующими торговцами по всей стране, - помню, над иными из них я проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном, представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, - его я никогда не видел ни до, ни после этого, - из чьих рук купил два-три года назад первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое мое вдохновенное произведение из «Очерков» под заглавием «Мистер Миннс и его кузен»; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит. По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

«Боз», мой псевдоним в «Морнинг Кроникл» и в «Олд Монсли Мегезин», появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще долго остававшийся за мной, - прозвище моего любимого младшего брата, которого я окрестил «Мозес» в честь векфилдского священника; это имя в шутку произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно - в Боз. Это было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане» между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания - но не духа его - в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, - пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее: в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом обществе, - где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира - в Экстер-Холле, или в Эбенезер Чепл, или в обоих этих местах. Пожалуй, лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько, чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.

Просматривая страницы этого нового издания, я с любопытством и интересом установил, что важные социальные изменения к лучшему произошли вокруг нас почти незаметно с той поры, как была написана эта книга. Однако все еще надлежит ограничить своеволие адвокатов и хитроумные их уловки, которыми они доводят до обалдения присяжных. По-прежнему также представляется возможным ввести улучшения в систему парламентских выборов (и, быть может, даже в самый Парламент). Но правовые реформы остригли когти мистерам Додсону и Фоггу; в среду их клерков проник дух самоуважения, взаимной терпимости, просвещения и сотрудничества во имя благих целей; пункты, далеко отстоящие друг от друга, сблизились для удобства и выгоды народа и ради уничтожения в будущем полчища мелочных предрассудков, зависти, слепоты, от которых всегда страдал только народ; изменены законы о тюремном заключении за долги, а тюрьма Флит снесена!

Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура, Диккенс создал роман о клубе чудаков, путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своём произведении нравы старой Англии и многообразие человеческих типов.

Судя по письмам Диккенса, он с самого начала знал, что пишет произведение выдающееся. «Наконец-то я принялся за Пиквика, которому суждено будет предстать перед читателями во всем величии и блеске своей славы» ,- писал он своим издателям за день до окончания первой главы .

«Посмертные записки Пиквикского клуба» заняли сто шестую строчку в списке 200 лучших книг по версии BBC 2003 года и вошёл в опубликованный 31 января 2008 года рейтинг 100 романов, которые, по мнению коллектива редакции «НГ-Ex libris», потрясли литературный мир и оказали влияние на всю культуру .

Социальная критика

Общее значение «Записок» не сводится лишь к описанию весёлых приключений пиквикистов; в романе звучат и социальные мотивы. Рассказывая о выборах в Итенсуиле, Диккенс высмеивает и критикует современные ему порядки выдвижения кандидатов в члены парламента, используемые при этом обман, подкуп, шантаж, выступает против коррупционного судопроизводства, создаёт запоминающиеся портреты судейских чиновников и взяточников. Остры по своему социальному звучанию страницы, посвящённые пребыванию мистера Пиквика в тюрьме .

И всё же в «Записках Пиквикского клуба» Диккенс не задерживает своего внимания на тёмных сторонах действительности, не углубляет социальную критику. Завершая роман, он писал:

Есть тёмные тени на земле, но тем ярче кажется свет. Некоторые люди, подобно летучим мышам или совам, лучше видят в темноте, чем при свете. Мы, не наделённые таким органом зрения, предпочитаем бросить последний прощальный взгляд на призрачных товарищей многих часов одиночества в тот момент, когда на них падает яркий солнечный свет.

Оригинальный текст (англ.)

There are dark shadows on the earth, but its lights are stronger in the contrast. Some men, like bats or owls, have better eyes for the darkness than for the light. We, who have no such optical powers, are better pleased to take our last parting look at the visionary companions of many solitary hours, when the brief sunshine of the world is blazing full upon them.

Писатель сознательно направляет своё внимание на всё радостное и светлое, стремится утвердить свой идеал, связывая его с представлением о благорасположенности людей друг к другу. В «Записках» проявилось присущее творчеству Диккенса романтическое начал - в утопической картине счастливого существования небольшой группы людей, которым чужды расчетливость и погоня за деньгами. Диккенс создает идиллию Дингли-Делла, благополучно устраивает судьбы своих героев, дарит им счастье, веселье и радость. Дух праздничной пантомимы оживает в финале романа.

Хронология

Анахронизмы

Герои

Главные герои

Сэмюэл Пиквик

Сэмюэл Пиквик - главный протагонист романа, основатель Пиквикского клуба.

Пиквик - один из первых чудаков в галерее диккенсовских героев, и в создании его образа проявилось стремление раскрыть истинную человечность, присущую внешне смешному, нелепому, наивному Пиквику. Он странно выглядит на улицах Лондона со своей подзорной трубой в кармане пальто и записной книжкой в руках. Но проходит время, и уже не только смех, но и глубокую симпатию вызывает чудаковатый Пиквик . В предисловии к «Запискам», написанном в 1847 г., Диккенс и сам отметил и объяснил эту эволюцию: «О мистере Пиквике говорили, что по мере того, как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону» .

Пиквикисты, путешествующие вместе с Пиквиком

Иллюстрация Физа. Пиквикисты Тапмен, Уинкль, Пиквик и Снодграсс

Образ нахального молодого человека, прислуживающего в гостинице и отпускающего подобные шуточки, уже возникал в одном из очерков Боза - «Дуэль в Грейт-Уинглбери»: это своохотливый коридорный, которому тоже была свойственна привычка ссылаться на кого-то, кто якобы произносил повторяемые им слова, например: «Здесь и правда довольно тепло, как сказал мальчишка, свалившийся в камин» .

Вводя в круг действующих лиц Сэма Уэллера, Диккенс на первых порах лишь варьировал один из созданных им прежде образов, но затем он с блеском использовал заложенные в нём возможности, и из второстепенного персонажа Сэм Уэллер превратился в одного из главных героев.

Вполне объяснима та прочная дружба, которая устанавливается между Сэмом и Пиквиком. Их сближают честность и нежелание подчиняться несправедливости. И когда Сэм добровольно разделяет с Пиквиком заключение в тюрьме, то делает он не из-за желания угодить хозяину, а потому, что он понимает хозяина и сочувствует ему.

Из последней главы мы узнаём, что Сэм женился на Мэри, которая стала экономкой мистера Пиквика. «Судя по тому, что у калитки сада постоянно вертятся два толстых мальчугана, можно предположить, что Сэм обзавёлся семьей», - пишет Диккенс.

«Уэллеризмы»

Примеры «уэллеризмов»:

Какого дьявола вам от меня нужно? - как сказал человек, когда ему явилось привидение.
Ничто так не освежает, как сон, сэр, как сказала служанка, собираясь выпить полную рюмку опия.
Ну-с, джентльмены, милости просим, как сказали, примкнув штыки, англичане французам.
Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал отец, отрубив голову своему сынишке, чтобы излечить его от косоглазия.
Это уж я называю прибавлять к обиде оскорбление, как сказал попугай, когда его не только увезли из родной страны, но заставили ещё потом говорить по-английски.
Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует.
Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало, как сказал приютский мальчик, дойдя до конца азбуки. (Изречение Уэллера-старшего)

Альфред Джингль

Иллюстрация Фрэда Барнарда. Альфред Джингль

В пятьдесят третьей главе Диккенс рассказывает нам о том, что Пиквик выкупил из флитской тюрьмы и Джингля, и его слугу и обеспечил их средствами на эмиграцию в Вест-Индию .

Второстепенные герои

Тони Уэллер (англ. Tony Weller ) - отец Сэма Уэллера.

Джоб Троттер (англ. Job Trotter ) - слуга Альфреда Джингля, отличавшийся тем, что мог «пустить слезу» тогда, когда хотел убедить кого-то в своей искренности.

Мистер Уордл (англ. Mr. Wardle ) - владелец фермы в местечке Дингли-Делл, друг Пиквика.

Джо (англ. Joe ) - слуга мистера Уордла, «жирный парень», который потреблял большое количество пищи и постоянно засыпал в любой ситуации в любое время дня; проблема сна Джо - происхождение медицинского термина «Синдром Пиквика».

Рэйчел Уордл (англ. Rachael Wardle ) - сестра мистера Уордла, которая пыталась тайно сбежать с мистером Джингем.

Эмили Уордл (англ. Emily Wardle ) - одна из дочерей мистера Уордла, впоследствии вышедшая замуж за Снодграсса.

Арабелла Эллен (англ. Arabella Allen ) - подруга Эмили, впоследствии вышедшая замуж за Уинкля.

Мэри (англ. Mary ) - «хорошенькая служанка» Арабеллы Эллен, которая впоследствии вышла замуж за Сэма Уэллера.

Бен (Бенджемин) Эллен (англ. Benjamin Allen ) - брат Арабеллы, студент-медик.

Боб Сойер (англ. Bob Sawyer ) - друг и сокурсник Бена Эллена.

Мистер Перкер (англ. Mr. Perker ) - поверенный мистера Пиквика.

Миссис Бардл (англ. Mrs. Bardell ) - вдова, хозяйка дома, где жил Пиквик, затеявшая против него процесс о нарушении брачного обещания.

Создание романа

Начало работы

История создания романа начинается с 10 февраля 1836 года: в этот день к Чарльзу Диккенсу пришёл издатель Уильям Холл с предложением о работе. Замысел был прост: Диккенсу надо было вести рассказ о похождениях смешных джентльменов, изображённых на картинках Роберта Сеймура; при этом сложность состояла в необходимости следовать за художником, считаться с его замыслом. Друзья Чарльза - писатели Уильям Эйнсворт , Эдвард Бульвер-Литтон , Дуглас Джеролд - отговаривали Диккенса от этой работы, доказывая, что она не только не поможет его движению вперёд, но и отбросит его назад, ниже того уровня, которого он уже достиг как журналист . Да и сам Диккенс, начиная писать текст, не представлял достаточно чётко окончательных результатов своего содружества с Сеймуром.

Иллюстрация Роберта Сеймура к первой главе

В предисловии к изданию 1847 года Диккенс написал о начале работы над «Записками» следующее:

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур (Р. Сеймур сделал только семь гравюр, две гравюры - Р. У. Басс, которые не переиздавались, остальные - X. Н. «Физ» Браун. (Прим. переводчика.)) , и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах, что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура.

Формат издания поменялся в связи с самоубийством художника, Диккенс пишет об этом:

Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырёх иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

После самоубийства Сеймура писатель стал сам вести переговоры с несколькими художниками об иллюстрировании «Пиквикского клуба», и в том числе с Уильямом Теккереем - будущим автором «Ярмарки тщеславия» . Но его рисунки не понравились Диккенсу. Выбор пал на самого молодого претендента - Хэблота Брауна, который, начиная с этого времени, на протяжении двадцати с лишним лет под псевдонимом «Физ» иллюстрировал многие романы Диккенса. Роли переменились: теперь уже художник во всём следовал за писателем, прекрасно передавая общую атмосферу возникающей под пером Диккенса комической эпопеи и своеобразие созданных им персонажей . Но четвёртой выпуск, который был иллюстрирован Физом, так же не пользовался интересом читателей, как и первые три.

Использование тем и сюжетов прежних очерков

Во второй главе, рассказывая о том, как по вине Джингля мистер Уинкль был втянут в дуэль, Диккенс в несколько изменённом виде повторяет мотивы вошедшего в «Очерки Боза» рассказа «Дуэль в Грейт-Уинглбери». Третья глава включает «Рассказ странствующего актера». В шестую главу «Записок» он включает историю «Возвращение каторжника», непосредственно перекликающуюся с написанным им ранее рассказом «Чёрная вуаль». И в том и в другом случае речь идет о самоотверженной любви матери к сыну, который становится преступником. В эту же главу вошло написанное Диккенсом ранее стихотворение «Зелёный плющ». Органической связи со всеми остальными эпизодами эти вставные элементы не имеют, но и не противоречат принципу фрагментарности, лежащему в основе начальных глав «Записок Пиквикского клуба». В ряде случаев Диккенс использовал уже имевшиеся у него материалы из-за нехватки времени: сроки окончания очередной серии приближались с неотвратимой быстротой .

Приход популярности

В июле 1836 года вышел пятый выпуск «Записок», содержащий главы 12 - 14, в котором появляется находчивый слуга Сэм Уэллер и город Итенсуилл с его бурной политической жизнью. Это выпуск прославил Диккенса и сделал популярным издание «Посмертных записок Пиквикского клуба». Успех пятого выпуска принято объяснять тем, что в нём появился Сэм Уэллер. И правда, в его лице Дон Кихот - Пиквик обрел своего Санчо .

История литературы не знает ничего подобного фурору, вызванному «Пиквиком». Те, кому он не слишком понравился, называли всеобщий энтузиазм «бозоманией». Появились «пиквикские» шляпы, пальто, трости, сигары . Собак и кошек называли «Сэм», «Джингль», «Бардл», «Троттер»; люди получали прозвища «Тапмен», «Уинкль», «Снодграсс» и «Стиггинс» . «Жирный парень» вошёл в словарь английского языка .

Принцип серийного издания

Исследователи творчества Диккенса обращали внимание на журналистскую природу «Записок», их связь с текущими событиями «сегодняшнего дня», которая проявляется и в том, что Диккенс приурочивал описываемые им происшествия и занятия пиквикистов к определённым временам года, к датам календаря: в июньском выпуске содержится описание игры в крикет , в октябрьском речь идёт об охоте, в февральском Уинкль демонстрирует своё «мастерство» катания на коньках, а в январском рассказывается о праздновании Рождества . Открывая выпуск в сентябре, читатель узнаёт, что происходило с героями в августе, а в марте - о том, что они делали в феврале. Это создавало особую атмосферу общения с читателями: писатель как бы жил с ними общей жизнью, отвечал на их запросы и доверительно знакомил с тем, что лишь недавно произошло с героями, чья судьба ему известна, и он спешил познакомить с ними своих читателей.

Создавая «Записки Пиквикского клуба», Диккенс формировал и завоёвывал читательскую аудиторию.

Первая публикация

Роман выходил почти полтора года. Было выпущено 19 номеров, в одном выпуске обычно печатались три главы. Последний выпуск был двойным и стоил два шиллинга . В мае 1837 года Диккенс был в трауре по случаю смерти его невестки Мэри Хогарт, поэтому в этом месяце номер не выходил.

I - Март 1836 года (главы 1 - 2);
II - Апрель 1836 года (главы 3 - 5);
III - Май 1836 года (главы 6 - 8);
IV - Июнь 1836 года (главы 9 - 11);
V - Июль 1836 года (главы 12 - 14);
VI - Август 1836 года (главы 15 - 17);
VII - Сентябрь 1836 года (главы 18 - 20);
VIII - Октябрь 1836 года (главы 21 - 23);
IX - Ноябрь 1836 года (главы 24 - 26);
X - Декабрь 1836 года (главы 27 - 28);
XI - Январь 1837 года (главы 29 - 31);
XII - Февраль 1837 года (главы 32 - 33);
XIII - Март 1837 года (главы 34 - 36);
XIV - Апрель 1837 года (главы 37 - 39);
XV - Июнь 1837 года (главы 40 - 42);
XVI - Июль 1837 года (главы 43 - 45);
XVII - Август 1837 года (главы 46 - 48);
XVIII - Сентябрь 1837 года (главы 49 - 51);
XIX-XX - Октябрь 1837 года (главы 52 - 57).

Переводы на русский язык

Литературный конфликт

Экранизации

Этот раздел статьи ещё не завершён